Биография
Было такое село Чердань где-то в Тобольской губернии. Так рассказывал мой прадед, сейчас на карте Чердани нет, есть Чердынь в Пермском крае и река с таким названием. Но мы - Черданцевы, а не Чердынцевы. Значит, поверим в легенду прадеда. В 18-м веке Черданцевы переехали в Омск, некоторое время жили там, а потом двинулись в столицу - в Петербург.
Оттуда, начиная с моего пра-прадеда Никанора Черданцева, и можно прослеживать историю моей семьи. Никанор был известным адвокатом, он написал первый в России учебник по стенографии, мы мало знали о Никаноре Черданцеве, как недавно выяснилось - не случайно. С таким родственником могли и расстрелять. Историк из Узбекистана, занимающийся историей последних лет царской семьи, познакомившись с большим количеством архивных документов, выснил, что Никанор Степанович был не просто видным юристом в Узбекистане, но поверенным в делах Великого Князя Николая Константиновича, который жил в то время в Ташкенте, как и Никанор Черданцев. Именно Никанор Степанович составлял завещание Великого Князя и был, как считают узбекистанские историки, одним из самых близких к нему людей в последние месяцы жизни Великого Князя.
Там же, в Ташкенте, обосновался один из его четырех детей, мой прадед Глеб Никанорович. Он был членом Президиума и заместителем председателя Госплана, председатель Госплана Хорезмской Народной Социалистической Республики. В 1921—1923 годах был заместителем Председателя Госплана Туркестанской республики, возглавлял подкомиссию по экономическому объединению республик Средней Азии. В 1923 году был председателем Госплана Бухарской Народной Социалистической Республики.
Специальность прадеда - география. Он написал учебник по экономической географии Узбекистана, составил первую географическую карту республики. В советские времена в Ташкенте был проспект Черданцева, потом его переименовали в честь какого-то местного народного героя. Я побывал в Ташкенте впервые совсем недавно и выяснил, что ташкентцы до сих пор по старинке называют два микрорайона города Черданцевым: Черданцев-1 и Черданцев-2 - там, где в свое время проходил проспект. Прадед умер в 58-м году академиком Академии Наук в Москве, похоронен на Новодевичьем кладбище.
Его сын, мой дед, в честь которого меня и назвали, Георгий Никанорович был на фронте комвзвода. Ему, в отличие от многих других командиров, повезло: он попал в окружение и вывел своих бойцов к своим без потерь личного состава. Первый вопрос, который ему задали на допросе был: почему же вы не застрелись первым делом, когда поняли, что попали в окружение? К счастью, того штабного мерзавца, который так поставил вопрос, сменил нормальный человек, и вместо штрафбата или расстрела дед получил орден Красной Звезды.
После войны, его, как окончившего школу с отличием, боевого офицера и орденоносца командировали доучиваться в МИМО (так назывался тогда остававшийся долгое время самым престижным ВУЗом страны МГИМО), а потом - служить в разведку, где он и работал сначала в Афганистане, потом в ГДР и затем в ФРГ вплоть до трагической гибели в 69-м году, о которой писали «Известия». Насколько я знаю, с этой истории еще не снят гриф «Совершенно секретно».
Я не видел никогда своего деда, но обязан ему свои рождением самым непосредственным образом: моему отцу было тогда 18, и трагедия в семье сблизила его с моей будущей мамой - его однокурсницей.
Родился я 1 февраля 1971 года в Москве, в роддоме на улице Еланского. Вопрос о моем имени даже не стоял: Георгий в честь деда, коротко - Юра, потому что его всегда так называли - второе имя разведчика.
Родители всею жизнь провели на биологическом факультете МГУ. Мама кандидат наук, научный сотрудник, папа теперь уже доктор наук, профессор. Они всегда много работали, подолгу отсутствовали дома и моими делами занималась бабушка - мама моего отца.
Мой другой прадед по отцовской линии Захар Гинзбург жил в Ленинграде, там же родилась моя бабушка, там же родился и отец. Прадед провел в Ленинграде всю блокаду с первого до последнего дня. Бабушка с матерью и младшим братом оказались в эвакуации в Куйбышеве (Самаре). Там бабушка окончила школу с золотой медалью и тайком от матери подала документы в военкомат - добровольцем на фронт. Но ее не взяли, а отправили учиться в Военный Институт Иностранных Языков. Немецкий там, естественно, учили в обязательном порядке, а другие «вражеские» языки распределили просто: выстроили всех в одну шеренгу, рассчитали на первый, там, десятый и сказали: первые номера - английский, вторые - испанский, третьи - шведский и т.д. Бабушке достался итальянский. В 44-м она уже была переводчицей военного атташе СССР в Италии, который вел переговоры об освобождении наших пленных.
Из тогдашнего ВИИЯ вышло немало выдающихся лингвистов, многие учебники иностранных языков, по которым учились в послевоенные годы, были написаны его выпускниками. В частности, моя бабушка стала одним из ведущих специалистов в стране по итальянскому языку. Она автор многочисленных учебников и словарей, многолетняя заведующая кафедрой романских языков МГИМО. К сожалению, бабушки, которая столько для меня всего сделала, уже нет.
По маминой линии в роду вполне обычные русские люди, правда у бабушки в роду были настоящие кубанские казаки. У ее матери когда-то еще до революции был под Майкопом дом и огромный яблоневый сад. Бабушка молодец. Ей 91, она в полном порядке, слушает и смотрит все мои эфиры и счастлива, что меня можно, наконец, увидеть на бесплатном канале, а платные она ставить отказывалась категорически.
Бабушкин отец перевез семью в Москву еще до революции. Жили где-то в районе Красносельской. Потом после войны бабушка познакомилась с дедом, который, приписав себе год, ушел добровольцем на фронт и получил две медали за отвагу, которыми я после его смерти особенно горжусь, и тяжелейшее ранение, в результате которого в 21 год он почти потерял зрение. В институт международных отношений, куда он собирался после войны, как и дед по папиной линии, этого деда не взяли, потому что порох от снаряда, который попал в окоп, так глубоко въелся в лицо, что на фотографии оно получалось серого цвета, а это для загранпаспорта было совершенно неприемлемо. Дед стал преподавателем химии в торговом училище, а бабушка работала учителем русского языка в обычной школе.
Поскольку вторая бабушка и родители были вечно заняты, я очень много времени проводил у деда с бабушкой у них дома в 15 минутах ходьбы от метро Аэропорт. Деду, как инвалиду войны полагались различные льготы, например, у него еще в конце 70-х был цветной телевизор, который я все выходные напролет с наслаждением и смотрел.
И, конечно, дача. Маленький летний домик на скромном участке, который никогда не отличавшийся практичностью дед выбрал из каких-то странных соображений, потому что участок, а он как льготник, имел довольно большой выбор, был неудобен во всех отношениях и располагался в южной части Московской области, хотя жил дед на севере города. Но именно на этой даче, такой, какой она была, я собственно и вырос. Именно на той даче происходили всякие «первые разы». Если бы у меня спросили: что такое Родина? Или - где она? Я бы указал точное место: надо подняться на чердак нашего домика, откуда в окошко открывался вид на реку и поле, которое заканчивалось линией электропередач, бегущей где-то в дымке на горизонте вдоль заброшенной железной дороги. Все, что я видел в окне - это и есть моя Родина. Знал я тогда, и что такое счастье. Счастье, это когда, может быть, раз или, в лучшем случае, два за весь летний сезон родители приезжали ко мне в гости вдоем, и мы шли через это поле, туда, к железной дороге, туда, где заканчивался мир, который я каждый день видел из окна...
Футбол появился в моей жизни в 6 лет. Мой дед, которого я никогда не видел, был болельщиком, интерес к футболу унаследовал отец. Болели они за "Спартак". Я точно помню, в какой момент стал болеть за "Спартак" и я. В 76-м команда вылетала в 1-ю лигу. Я об этом ничего не знал и подошел к отцу, который смотрел какой-то матч, с вопросом. Отец что-то недовольно буркнул. Я расстроился и пошел к маме узнать, с чего это у папы такое плохое настроение. Мама объяснила, что настроение плохое, потому что "Спартак" проигрывает. Из этого я сделал вывод: чтобы у папы было хорошее настроение, надо, чтобы "Спартак" выигрывал, и стал болеть за "Спартак". В 78-м следил за положением команды в таблице в "Советском Спорте", а в 79-м уже вполне осознанно смотрел футбол и вполне хорошо запомнил решающий, золотой матч. Тогда же, году в 79-м, я начал ходить в футбольную секцию, которую организовал энтузиаст- учитель физкультуры. Учительница пения настоятельно рекомендовала родителям отдать меня в музыкальную школу, но папа отнесся к этому предложению скептически, предпочтя футбол.
В 81-м году наш тренер получил приглашение в ДЮСШ "Спартак-2", куда он взял нескольких ребят из нашей секции, меня в том числе. Так я стал ездить три раза в неделю на метро ВДНХ на тренировки. О профессиональной футбольной карьере речь, конечно, не шла, но играл я прилично и с удовольствием, набрав за 6 лет юношеского футбола немало грамот и медалей.
После английской спецшколы, куда я был определен, естественно, не без бабушкиной протекции, встал вопрос о том, где учиться. Бабушка хотела, чтобы я был к ней поближе, и настаивала на МГИМО, но категорически против был отец, который настоял на МГУ, наиболее демократичном ВУЗе страны, для поступления в который не требовалось даже комсомольского билета, а в МГИМО, например, без двухлетнего комсомольского стажа просто не принимали.
Так получилось, что в школу меня отправили в шесть с половиной лет, а в шестнадцать с половиной я уже был первокурсником университета. Конечно, учеба, это было последнее, что меня в тот момент заботило.
На втором курсе, играя за сборную факультета, я получил тяжелую травму колена, травму, как выяснилось, на всю жизнь. Операцию тогда, когда не было еще никаких артроскопов, мы делать не решились, я так и прихрамывал еще 15 лет пока окончательно не загубил колено, так, что без хирургического вмешательства уже было не обойтись. Хирург, который делал мне операцию, был в шоке от увиденного.
Учится мне стало интересно на 4-м курсе, но университетская жизнь, к сожалению, подходила к концу. Образования я по сути дела не получил, то есть, диплом, конечно, есть, но каких-то специальных знаний, которые могли бы пригодиться в жизни, или надежной профессии у меня не было.
Впрочем, тогда, в конце 80-х, знание иностранных языков еще считалось профессией и выделяло среди других. Например, знание итальянского языка в отличие от нынешних времен было редкостью и приносило доход. В принципе, если бы не революция 91-го года, моя жизнь шла бы по проторенной бабушкой дорожке: я бы наверняка остался в аспирантуре и был бы пристроен в какое-нибудь место типа МИДа или чего-то еще, что позволяло бы регулярно осуществлять мечту советского человека - ездить в загранкомандировки. Правда, в начале 90-х выезд за рубеж перестал быть таким уж недоступным, да и ситуация в стране резко менялась.
Закончил я учебу в 92-м. В другой уже стране. В России. Денег не было, все кругом только и делали, что искали способ заработать. О тихой, спокойной жизни научного сотрудника можно было забыть.
Бабушка устроила меня к своему бывшему студенту помощником в совместное российско-итальянское предприятие. Там я проработал четыре года переводчиком в юридическом отделе, отлично выучил итальянский язык и ежедневно маялся, потому что сидение за компьютером и работа в костюме с 9 до 18 не для меня.
Одновременно с основной работой я все время что-то, как и все вокруг, продавал: лес и нефть, танки и самолеты, слоновую кость и противогазы. Это смешно, но на всем на этом не заработал буквально ни одного рубля. Очевидно, умение привлекать к себе деньги, это дар, которым я не обладаю, теперь, по прошествии половины жизни, это можно утверждать.
Я мечтал поменять работу, но не знал, чем заняться, тем более, что все-таки знание итальянского языка хоть как-то продолжало выделять меня из общей массы, и было бы глупо отказываться от использования этого преимущества.
Совместное предприятие учредили со стороны Италии и России три банка, один из которых по иронии судьбы, сменив название, является теперь спонсором Лиги чемпионов, а тогда я честно отучился два семестра на экономическом факультете пресловутого МГИМО, получая второе высшее образование, и съездил на месяц на стажировку в банк в Италию, но банкира из меня не вышло, и я оказался в Турции... Решив кардинально изменить жизнь, я устроился опять-таки благодаря знанию, в то время очень востребованному, итальянского языка в турфирму, которая открывала представительство в Италии. На стажировку меня отправили в Стамбул. И я две недели работал грузчиком на складе. Такая это была стажировка, но затем, как мне и обещали, я оказался в Италии, главным представителем российской турфирм по оформлению грузов и отправки их самолетами в Москву. Это было славное время. Деньги можно было грести лопатой, особенно владея итальянским так, как владел им я, но, как уже было сказано, для того, чтобы зарабатывать, нужен особенный талант, да и работодатель тянул с предложением штатного места, а работать фактически без всяких документов мне было не интересно, и я вернулся в Москву.
А потом, сидя без работы у телевизора и смотря «Футбольный клуб» я узнал, что скоро запускается первый в России платный спутниковый спортивный канал, и я подумал, что почему был мне не отправить туда свое резюме, ведь готовых специалистов в области спортивного телевидения не было. В титрах программы был номер факса, на который я отправил письмо, изрядно повеселив его содержанием редакцию. В тот же вечер мне позвонил Дима Федоров и сказал, что - да, люди нужны, но они не могут мне обещать штатное место и вообще не понимают, как после юридического отдела банка я хочу в 25 лет начать телевизионную карьеру с нуля, будучи совершенно никем в этой области, на которую совсем никак не распространялось влияние бабушки.
На следующий день я был на собеседовании, а еще через дней 10 в эфир «Футбольного клуба» вышел первый озвученный мной сюжет из английского тележурнала. Через месяц меня взяли в штат. Вот тут как раз пригодился университетский диплом, в котором было обозначена профессия «переводчик», вот переводчиком меня и взяли в международный отдел, хотя работал я в спортивной редакции.
А потом был чемпионат мира во Франции, во время которого мы делали лучшую футбольную программу, которая когда бы то ни было существовала на нашем телевидении.
А осенью 98-го я озвучил свой первый матч. Это была игра чемпионата мира Италия - Норвегия.
А дальше... Ну а дальше вы все и так знаете.