Интервью для Чемпионат.ком

http://www.championat.com/football/article-187781-cherdancev-posredi-besedy-kapello-sorval-petlichku.html

Черданцев: посреди беседы Капелло сорвал петличку…

 

Георгий Черданцев – о судьбе, профессии, семье

 

В день рождения популярного телекомментатора «Чемпионат.com» публикует беседу Игоря Рабинера с Черданцевым о семье, карьере, Италии,

 

Мы знакомы уже больше 30 лет. В такие совпадения трудно поверить, но три с лишним десятилетия назад мы с Юрой Черданцевым учились в одной и той же 23-й английской спецшколе на «Парке Культуры». И, что самое поразительное – он, будучи на пару лет и, соответственно, классов старше, принимал лично меня в пионеры и торжественно повязывал на шею алый галстук. А теперь одному из лучших футбольных комментаторов России исполняется 43, его собеседнику – без малого 41, и мы безо всяких галстуков (которые всякий журналист, скажу вам по секрету, ненавидит, а я и вовсе последний раз надевал таковой 18 лет назад) разговариваем «за жизнь» в немецком ресторане рядом с офисом «Чемпионат.com». И с каждой минутой я всё больше понимаю, как же много важного бывает недоговорено в ежедневной нашей футбольной суете.

 

«КОММЕНТИРОВАТЬ ФУТБОЛ – ЭТО ДЛЯ МЕНЯ БЫЛО ВСЁ РАВНО, ЧТО СЛЕТАТЬ НА ЛУНУ»

 

- Когда ты принимал меня в пионеры, то уже играл за «Спартак» в чемпионате Москвы. Неужто задумывался о том, чтобы стать профессионалом? Учеба в английской спецшколе – она как-то к другому пути в жизни подталкивает.

- Не задумывался ни секунды. Я из академической семьи, и о спортивной карьере не мог мечтать в принципе. Только если бы вдруг обладал какими-то сумасшедшими талантами. Но мало того, что таковых не было, имелись проблемы со здоровьем. Мама даже подписывала специальную бумагу в спорткомитете Москвы, что она не возражает против моих выступлений: тогда в этом смысле всё было очень серьёзно. Чемпионат города вообще был соревнованием очень пристойным, организаторы строго следили за всем. Например, за красные карточки вызывали с тренером (но не меня, я их не получал) в спорткомитет. У меня обнаружили тахикардию, и хотя бы поэтому о спортивной карьере речь никак идти не могла. Путь был один – в университет. В девятом-десятом классах занимался с репетитором семь раз в неделю.

 

- Но как получилось, что мальчик из академической семьи пристрастился к футболу и довольно много лет играл на первенство Москвы?

- У меня дедушка был спартаковским болельщиком, ходил на футбол ещё в довоенное время. Более того, на первое свидание он пригласил бабушку на стадион. Сначала на матч пошли, а потом уже на свидание. Так что мне это досталось по наследству.

 

У нас был один учитель физкультуры в районе, который играл в футбол где-то в дубле московского "Динамо". Карьера игрока не сложилась, и он стал в школе учителем. Поскольку он всю жизнь мечтал стать тренером, которым впоследствии и стал, то организовал в районе секцию, набрал детей и выступал на первенство района. Моим родителям сказали, что мне там стоит заниматься. Родители решили, что в свободное время ребёнок должен не дома сидеть или, хуже того, лоботрясничать и не болтаться по улицам: они-то тогда другие, неспокойные были. Отец, яростный болельщик, против занятий в футбольной секции не только не возражал, но и поощрял их.

 

Одновременно меня, кстати, приглашали в музыкальную школу. Учительница пения приглашала мою маму, говорила, что у ребёнка способности и надо отдавать его в «музыкалку». И то, и другое совместить было нельзя. Часто у мамы спрашиваю, почему меня не отдали в музыкальную школу. Сейчас очень жалею, что не умею играть на музыкальных инструментах. Как известно, очень люблю музыку. Бренчал на гитаре в институте, играл в группе, но в этом смысле бог таланта не дал. Его надо было развивать. Я сделал выбор в пользу футбола и ни в какую музыкальную школу не пошёл.

 

Но, с другой стороны, в этой футбольной секции я обрёл удивительную профессию. Ничего ведь просто так в жизни не бывает. Так же и ты не случайно стал спортивным журналистом, а потому что всегда этим интересовался. Я никогда не мечтал стать комментатором, потому что тогда это было всё равно, что слетать на Луну. Это был другой мир, куда у меня не было ни входа, ни даже общих знакомых.

 

- Помнишь свой первый комментаторский позыв? Когда тебе в первый раз пришло в голову, что это может быть твоим?

- Да никогда мне это в голову не приходило. Это была, повторяю, история из другого мира. Да, я играл в футбол, смотрел его, но глупо думать о том, что неосуществимо. Максимум - комментировал вслух, когда один, без всякой компании, разыгрывал разные чемпионаты. У меня дома до сих пор валяются тетрадки. Квартира длинная - двери в ванную и в туалет в разных концах коридора. И вот для меня одна дверь - это одни ворота, другая - вторые. И так я сам с собой теннисным мячом разыграл несколько чемпионатов мира и Европы. Были баталии, я всё это вслух озвучивал, играя сам с собой. Как выяснилось, это пригодилось. Но никогда позыва комментировать в себе чувствовал.

 

- Потом была история с тяжёлой травмой колена в игре за филфак в полуфинале чемпионата МГУ. Тем не менее ты до сих пор через боль поигрываешь. Зачем тебе это надо?

- Надо мной всегда жена смеётся. Ты, говорит, как щенок - увидишь мяч и сразу - прыг! По-другому не могу. Обожаю играть в футбол гораздо больше, чем его комментировать, смотреть и так далее. Мне этого очень не хватает. Очень жалею, что не могу играть более или менее полноценно. Стоит немного подвигаться, как колено отекает на два дня.

 

С 18 лет, то есть большую часть жизни, живу с ощущением боли - то более сильной, то менее. Мне люди иногда говорят, что я бываю неприветливый или грустный. Они не понимают, как можно прожить всю жизнь, когда у тебя всё время болит нога. Обычно она ноет, но иногда болит так, что мне ходить тяжело. За границей люблю гулять по городам пешком, изучать достопримечательности – так потом подняться по лестнице не могу. Мне надо опираться на перила, держаться.

 

- А во время репортажа бывало, чтобы схватывало колено?

- Слава богу, нет. Обычный образ жизни это вести не мешает, а активный вести сложновато. В футбол играть по-серьёзному, конечно, не могу. Бегать мне всё сложнее, а стоя играть... Ты же всё время думаешь, что тебе двадцать лет, а на самом деле это не так. Надо разминаться подолгу, а мне лень. Я так не могу. Дома одеваю спортивную форму, на машине приезжаю к поляне и выбегаю на поле. Но ещё не поздно перестроиться и вдолбить себе в голову, что в этом возрасте нужно разминаться, растираться и тогда риск получения травмы будет минимальный.

 

«ТАЙНУ ГИБЕЛИ ДЕДА-РАЗВЕДЧИКА В ФРГ НЕ ЗНАЮ ДО СИХ ПОР»

 

- Удивительно, что мы не знаем видного биолога Георгия Черданцева. Ведь твои родители – именно из этой сферы, а отец и вовсе доктор наук.

- Моя бабушка - филолог, тоже доктор наук, профессор, отсюда у меня тяга к гуманитарным наукам. Более молодому поколению это сложно понять, но в советское время, когда мы с тобой учились, знание иностранного языка считалось профессией. Причём престижной, хорошо оплачиваемой, дававшей возможность поехать за границу. То есть - попасть в другой мир, узнать что-то ещё помимо того, что тебя окружало в повседневности. При этом особых способностей к точным наукам я не имел. По физике у меня вообще был кол. Я до сих пор не очень хорошо, почему горит лампа.

 

- Но уж на троечку-то в аттестате натянул?

- Кроме всяких шуток, в десятом классе меня хотели вообще не допустить к выпускным экзаменам! Я был настолько занят репетиторами, что забросил абсолютно все предметы, которые не имели отношения к тем, что нужно было сдавать при поступлении в университет. Вот к сочинению, русскому устному, истории и иностранному языку меня гоняли как сидорову козу.

 

И у меня не было времени на химию, физику и математику. У меня выходило четыре годовых двойки в десятом классе, хотя до того учился хорошо: в восьмом классе у меня практически одни пятёрки были. Это был переходный класс: в зависимости от результата тебя переводили либо в девятый, либо в ПТУ. Зато потом на химии писал сочинения, на математике готовился к заданиям по литературе и так далее. У меня выходили двойки по алгебре, химии, физике и поведению.

 

Мама до сих пор об этом вспоминает. Сколько лет прошло - ей по-прежнему стыдно. Её вызвали на педсовет, где сидели все учителя. А раньше-то я был хорошим учеником, никаких претензий никто не предъявлял. И тут её вызывают и начинают отчитывать. Я тогда недооценил, насколько ей было неприятно, а она до сих пор периодически вспоминает об этом, как об одном из худших моментов в её жизни.

 

- Как говорит один наш общий знакомый: "Ну и?"

- Это было за месяц до выпускных экзаменов. Я за этот месяц умудрился все эти предметы пересдать. Сел дома, отложив все вопросы, связанные с репетиторами, и за месяц выпутался.

 

- И с облегчением выбросил все эти знания из головы?

- В этом смысле система образования, которая у нас была, на мой взгляд, неправильна. Потому что в выпускном классе, когда человек для себя уже чётко представляет, чем он будет заниматься дальше, нагружать его ненужными знаниями, которые отнимают массу сил и времени, наверное, не совсем правильно.

 

- Меня всегда интересовало, почему по документам ты Георгий, а в жизни - Юра? В биографии, готовясь к интервью, прочитал, что в честь деда.

- Все об этом спрашивают. Да, меня в честь деда назвали. На самом деле, это одно и то же имя. Георгий - землепашец по-гречески, Юрий - землепашец по-карельски. А в русском языке это имя разделилось на два разных. Но, поскольку меня назвали в честь деда, который погиб до моего рождения, никаких вариантов у родителей не было. Когда они поняли, что мальчик, - всё. Значит, Георгий, и значит, Юра, однозначно. А вот почему деда Юрой называли, не знаю.

 

- Он прошёл войну, выводил отряд из окружения и при этом выжил, а много лет спустя погиб в мирное время в ФРГ, в той самой стране, против которой воевали. Ты говорил, что эта история засекречена в недрах спецслужб…

- Она засекречена на 60 лет, насколько я знаю. Он был разведчиком. Поэтому я только что-то краем уха слышал от бабушки, которая представляла, что произошло, но никому не рассказывала. И уже не расскажет, потому что умерла пять лет назад.

 

Она была профессором МГИМО, заведующей кафедрой романских языков. Италия, итальянский язык - это у меня всё через неё. Вообще, её часть семьи из Ленинграда. Почему я в последнее время высказывался про блокаду? Мой дед - блокадник, провёл всю блокаду с первого до последнего дня в Ленинграде. А прабабушка вместе с бабушкой, тогда ещё школьницей, были эвакуированы в Куйбышев, ныне Самару. Там бабушка и заканчивала школу.

 

А закончив с золотой медалью, тайно от своей мамы, моей прабабушки, пошла в военкомат и собралась добровольцем на фронт, как многие в то время. Её в военкомате «завернули». Сказали, что девочке с золотой медалью не надо идти на фронт. Лучше пройти подготовку и идти офицером. Её отправили в знаменитый Военный институт иностранных языков, который тоже находился в каком-то городе в эвакуации. Надо сказать, что практически всё то поколение замечательных выдающихся педагогов иностранных языков, которое у нас было, вышло именно из ВИИЯ.

 

Представляешь, десятиклассников, выпускников школ, там построили в шеренгу. И начали раздавать языки: ты учишь шведский, ты учишь датский, ты - итальянский, ты - португальский и так далее. Немецкий для изучения был обязателен, а в качестве второго каждому выдавался какой-то редкий язык. Бабушке по этому "рассчитайсь" и достался итальянский. А в 44-м году она уже была переводчиком военного атташе СССР в Италии, когда шли переговоры об освобождении наших военнопленных. В дальнейшем она стана ведущим специалистом в стране по итальянскому языку. Почти все учебники, по которым учились в своё время, писала она. Поэтому от итальянского я никуда деться не мог. Вообще, у меня с Италией много связано...

 

«БЛАГОДАРЯ ИТАЛИИ Я ЖИВ»

 

- Ты с детства начал изучать итальянский?

- Да. Но изучение языка в домашних условиях - ерунда. Я попивал чай, развалившись в кресле, и всё мимо меня пролетело. К окончанию школы я никакого итальянского не знал. А выучил его, когда после университета попал в итальянскую компанию переводчиком. Вот английский знал превосходно, потому что учился в спецшколе. У нас с тобой были настолько сильные преподаватели, что заложили в нас очень мощную базу.

 

- Подписываюсь под каждым словом.

 

- А благодаря Италии я, собственно, жив. У матери не было молока, она тяжело заболела. Когда я родился 1 февраля, месяц лежал с ней в роддоме. У неё не было молока, и неожиданно возникла проблема. Оказалось, что у меня какая-то дикая аллергия, и я не принимал никакого другого молока, смеси, которые были в Советском Союзе. Катастрофа! Сейчас это сложно понять, но мы жили в такое время, когда с искусственным питанием было довольно тяжело. Тошнило, и всё. Никто не знал, что делать.

 

Выручили какие-то бабушкины знакомые, которые были в этот момент в командировке в Италии. Они мне привезли сухое итальянское молоко, которое разводили и пили. То есть я благодарен этой стране ещё и за то, что взращён её молочной промышленностью. Не знал об этом до достаточно взрослого возраста, не было причин об этом вспоминать. А напомнив об этом, мама сказала, что связь с Италией у меня не случайно.

 

 

- Ты упомянул, что дед был блокадником. Как относишься в связи с этим к нынешним репрессиям в адрес телеканала «Дождь», вызванным опросом на эту тему?

- Считаю их это совершенно неправильными и, более того, возмутительными. И думаю, что прекращать вещание или существование любого СМИ можно только на основании законно вынесенного решения суда. А Роскомнадзор выслал им всего лишь пояснительное письмо, суть которого: "В следующий раз будьте осторожней".

 

Хотя я тоже считаю, что вопрос на «Дожде» задали глупый и непродуманный. Это – чисто редакторский «косяк». Я постоянно задаю вопросы в своих программах и тоже один раз сформулировал так, что у меня потом были проблемы. И я как автор признался самому себе, что был не прав. Ни с кем не посоветовался и забабахал более или менее эмоционально.

 

- Что это было?

- Уже не важно, проехали. Поэтому редакторская работа очень сложна и важна. Если ты что-то делаешь публично, ты должен 20 раз подумать и взвесить. Ты берёшь на себя очень большую ответственность. В этом сложность публичной профессии и жизни в рамках прямого эфира: из песни слов не выкинешь. Поэтому человек, который берёт на себя ответственность и смелость работать в таком режиме, должен быть очень спокойным и взвешенным. Но то, что происходит вокруг этого сейчас, совершенно не красит тех людей, которые подобные решения принимают.

 

СЛУГА В СТАМБУЛЕ, ОБЕЩАНИЕ ДЕВУШКЕ И ЗВОНОК ИЗ ТЕЛЕВИЗОРА

 

- Что вспоминается о периоде работы грузчиком на складе турфирмы в Стамбуле в середине 90-х?

- Это было весёлое время, потому что у меня был помощник. Я так много зарабатывал грузчиком, что, как бы это ни звучало грубо, у меня был… слуга. Маленький турок, который бегал по моим поручениям и всегда был при мне. Я его отправлял в магазин за чем только можно. Будучи грузчиком, я был барином в его глазах! А делать было нечего, пашешь целый день, как заводной.

 

- Спину себе там не сорвал?

- Нет, я же был прилично спортивно подготовлен.

 

- Как бы ты тогда отреагировал, если бы тебе сказали, что через пару лет будешь работать на футбольном канале? С ума бы сошёл?

- Это было не через пару лет, а в один и тот же год. Весной 96-го года работал грузчиком на складе, а следующей зимой снял свой первый сюжет – и даже не для «плюса», а для федерального НТВ.

 

- А как тебе пришло в голову в принципе попытаться туда устроиться?

- Это не мне пришло в голову. Будучи работником турфирмы, и уже переехав из Турции в Италию, в самолёте познакомился с девушкой Олей. Она была студенткой журфака и работала на Муз-ТВ. Благодаря ей я с телевидением и столкнулся. В моей жизни появились такие слова, как монтаж и т.д. Я звонил, спрашивал: "Когда вернёшься домой?" Она отвечала: "Не знаю". Я не мог понять, как это человек не знает, когда вернётся домой. "У меня отсмотр, мне надо посмотреть отснятый материал". Я дико удивлялся. Это сейчас понимаю, что ты действительно не можешь знать, сколько тебе времени понадобится на отсмотр материала, и это действительно делается ночью. А тогда дико бесился, ревновал, думал, что это какая-то подстава. Тем более что тогда начался предвыборный проект "Голосуй или проиграешь", который поддерживал Муз-ТВ, и Оля окончательно пропала на работе.

 

Сам на тот момент уволился со старой работы и просто ждал, когда что-нибудь произойдёт, понимая, что с итальянским языком и стажем работы устроюсь переводчиком в любую итальянскую фирму сразу. А тогда шёл второй сезон "Футбольного клуба". Очень хорошо помню этот момент. Мы с Олей сидели на кухне, она говорила, что Муз-ТВ - это круто и всё такое. "Что такое Муз-ТВ? Кабельный канал. Вон НТВ. Видишь программу? Я буду в ней работать", - сказал я залихватски, мол, сейчас я тебе покажу.

 

- О как!

- А я же за футболом следил, газеты читал, знал, что запускается спутниковый канал, из чего я сделал логичный вывод, что люди там нужны. А где они будут специалистов набирать? Думаю, почему бы не попробовать. Раньше в телепрограммах титры давались в конце. Там был номер факса. Я пошёл на старую работу, набил на компьютере письмо ("такой-то, такой-то, дико хочу у вас работать") и отправил. Меня потом травили этим письмом, ржали, потому что я адресовал его Маслаченко. Я думал, что Владимир Никитович - самый главный. Он, правда, не вёл "Футбольный клуб", но я решил, что Вася слишком молод, чтобы ему адресовать письма, вряд ли он начальник. Естественно, письмо попало к Васе с Димой Фёдоровым, и Дима мне на следующий день позвонил. Реально вдруг звонит человек из телевизора.

 

- Звонит на домашний?

- Да, мобильных тогда ещё не было. И говорит - приезжайте. Мне уже 25 лет было, причём я в резюме наврал, что руковожу каким-то там международным отделом. Так в некотором роде и было: перед увольнением меня уже перевели во вновь создаваемый отдел, где я был один. Просто не написал, что я на тот момент уволился. Они мне говорят: "Вам 25 лет. Вы никогда не пробовали себя ни в журналистике, ни на телевидении. Зачем вам всё так круто в жизни менять?" Отвечаю: "Во-первых, очень люблю футбол, во-вторых, хочу попробовать что-нибудь новое, в-третьих, располагаю временем чему-то учиться, потому что в данный момент у меня нет никаких обязательств на другой работе". И тогда они говорят: "Приходите, но мы не можем гарантировать Вам ни зарплату, ни место в штате - ничего. На Ваше собственное усмотрение". И я как пришёл осенью 96-го, так и остался.

 

- И когда зарплату положили?

- А вот это - к вопросу об университете и нужности образования. Тогда набирался штат «НТВ-Плюс», и тогдашний директор Алексей Иванович Бурков, видимо, у Васи спросил: "Этот мальчик вменяемый"? Вася, наверное, ответил: "Да". А у меня всё-таки высшее образование, два языка. Такие люди на дороге не валяются. Меня взяли в штат, но не в редакторскую группу, а в международный отдел. По филфаковскому диплому моя профессия - переводчик, и моя первая профессия на НТВ - переводчик. Так что нельзя даже сказать, что я чьё-то место занял. Занимался корреспондентской работой, но очень длительное время числился переводчиком.

 

И с трудом верил тому, что вижу, допустим, Евгения Майорова. Он тогда уже  болел, хромал сильно. В то время ещё везде можно было курить. Евгений Александрович с палочкой приходил, курил, они с коллегами что-то обсуждали. Я стеснялся влезать, потому что мне и так повезло в это место попасть.

 

«СПАРТАК» - ОГРОМНАЯ ЧАСТЬ ЖИЗНИ. НО БОЛЕЛЬЩИКА Я ИЗ СЕБЯ УБРАЛ»

 

- А когда в первый раз решил, что жизнь удалась?

- Когда вышел на поле с Фёдором Фёдоровичем Черенковым. Играл за сборную журналистов против ветеранов "Спартака". И когда понял, что это Шавло, это Гаврилов, это Черенков, а это Родионов... Это была такая фантасмагория, что я до сих пор отношусь к ней как к какому-то кино. Как будто это не со мной произошло, а с человеком, который прожил какую-то параллельную жизнь. Я не просто смотрю на людей, которые привили мне любовь к футболу и сделали его моей профессией, но и нахожусь с ними в одном пространстве. Вот они играют в "стенку", в пас рядом со мной, меня обыгрывают...

 

– Отношение к «Спартаку» - особая тема. И тебя, и меня многие его болельщики не раз обвиняли в «предательстве» его интересов, абсолютно не понимая, что журналистика и боление в чистом виде – вещи несовместимые. А с отцом у тебя возникают разговоры на эту тему, он тебя не критикует?

 

- Он звонит мне после каждого матча. У нас происходит часовой разговор, точнее, он говорит, а я слушаю. Кстати говоря, в футболе  он разбирается совершенно фантастически. В тактике и стратегии понимает больше многих наших специалистов.

 

И я ему, честно говоря, в чём-то даже завидую. Быть болельщиком – это очень круто. В силу профессии я такого болельщика пока убрал из себя. Потому что этакое юношеское боление, как ты правильно говоришь, несовместимо с нашей работой. При этом «Спартак» сыграл в моей жизни колоссальную роль. Это целиком и полностью моя команда. Только благодаря этому клубу я попал в профессию. Если бы не было Черенкова и Романцева, я бы не полюбил футбол и не понимал бы его так, как понимаю сейчас. И не пойму Лобановского и киевское «Динамо», потому что это футбол, но это другой футбол.

 

«Спартак» - огромная часть моей жизни. Но ты должен сделать выбор: ты либо болельщик, либо комментатор. Болельщик всегда на войне. Одна из неотъемлемых частей боления – это ненависть к команде соперника. Им обязательно нужен враг. Я вообще против любой ненависти. В нашем тобой положении невозможно быть болельщиком, потому что невозможно болеть только за, обязательно нужно болеть против.

 

– А неужели тебе не трудно сочетать в себе спартаковский футбольный вкус с любовью к прагматичному итальянскому футболу?

- Я заставил себя научиться тому, что подкат это - круто, хорошая подстраховка – круто, и даже игра на удержание счета может быть крута по-своему. Хотя это, конечно, противоречит моему футбольному воспитанию и тому футболу, которым я восхищался в детстве.

 

– Ты говорил, что масс-медиа - часть системы, и никуда от этого не деться. Но вот представим ситуацию. «НТВ-плюс» принадлежит «Газпром-медиа». Происходит некое событие, скажем, в «Зените», и ты с ним полностью не согласен. Тебе трудно осветить это событие в соответствии со своим видением, если звонит Алесей Миллер и говорит прямо противоположное тому, о чём ты думал?

– Такого никогда не было. Алексей Борисович футбол знает и понимает настолько, что, когда я понял масштаб его понимания, то действительно удивился. Это очень хорошо, когда понимание предмета у тебя и твоего работодателя совпадает. У нас не бывает жестких противоречий. Поэтому мне, к счастью, никогда не приходилось говорить вслух то, с чем я категорически не согласен.

 

- Тебе когда-нибудь делали предложения, от которых сложно отказаться?

- Слава богу, нет. Мой дед по маминой линии, который прошёл войну и дожил до последнего времени, какое-то время был директором торгового техникума. У него учились будущие директора ГУМов, ЦУМов и так далее. Он был человек кристально честный. Он ни разу не украл и не воспользовался своими возможностями в пользу своей семьи. У нас была полуразвалившаяся дача, худший участок, который можно было в этом товариществе получить. Но дедушка никогда не пытался воспользоваться своими связями, чтобы сделать дачу лучше. Я его спрашивал, когда ему было за 80: "Дед, ты же мог своим служебным положением воспользоваться?" На что он мне сказал золотые слова, которые в определённой степени являются для меня девизом: "Да, ничего не украл, не просил (он на войну ушёл рядовым и вернулся рядовым с медалями "За отвагу", орденами и т.д.), зато мне сейчас 85, и у меня совесть чиста".

 

За свою жизнь я один раз украл один рубль. Учился классе в пятом. Тогда, если помнишь, на улице продавали овощи, и взвешивали на весах со стрелкой. Зимой, особенно когда холодно, продавщицы продавали в перчатках и железные рубли складывали под весы. А рубль - это были огромные деньги для пятиклассника. Я мог купить на него кучу мороженого и всего такого. И вот один рубль очень соблазнительно лежал прямо на краю прилавка. Видимо, выкатился. У меня был огромный соблазн его взять - в очереди никто не видит. Взял, положил в карман. И он мне так жёг карман, что чуть дыру в нём не прожёг. Мне было так стыдно, что я украл этот рубль! С тех пор у меня в жизни не было ни одной ситуации, чтобы мне было так стыдно и чтобы мне что-то жгло карман, потому что в него ничто материальное больше не попадало таким путём.

 

Поэтому какие-то предложения бывали, но я спокойно от них отказывался. У меня никогда не было предложения, от которого невозможно отказаться. Бывало, людям нравилось, как я работаю, и они это предлагали как некую благодарность. Я отвечал, что так вопрос стоять не может, потому что я работаю не только для них, а для всех. И получать благодарность от кого-то отдельно взятого неприемлемо, потому что я тогда не смогу быть объективным.- Соблазн бывает велик, но, к счастью, с того самого рубля у меня ни разу не было ситуации, чтобы мне что-то жгло руку.

 

- И, в конце концов, у нас такое узкое профессиональное сообщество, что все и про всех достаточно быстро узнают.

- Однажды один клуб предложил сотрудничество на уровне пиара. Я отказался, сказав что не могу использовать чужую площадку, чтобы пиарить стороннее лицо. Но там, видимо, не так поняли, и через пару-тройку дней мне позвонил человек и сказал, что надо озвучить его идеи. Не облить кого-то из ведра, а, грубо говоря, сказать, что надо делать не три замены, а пять. И я понял: как же хорошо, что отказался.

 

- При этом для тебя не дикость - огромная разница в зарплатах тех, кто в футбол играет, и тех, кто про него говорит и пишет, причём даже в случаях с футболистами ФНЛ и журналистами ведущих СМИ? В той же Италии, насколько я от тебя же знаю, всё по-другому.

- Обидно. Потому что я в том возрасте, когда надо обеспечивать семью... А у меня семья такая, что могу рассчитывать только на себя. Никто мне не оставит наследства, и у меня нет дедушки - нефтяного магната. Богатых родственников таких за границей у меня тоже нет. А папа - профессор МГУ с соответствующей зарплатой. Поэтому немного раздражает, что всё зависит от тебя, а ты не можешь сделать больше, чем ты можешь.

 

«МЕНЯ РЕАЛЬНО ПРИГЛАШАЛИ В «САМПДОРИЮ». ПУСТЬ ГЕНИЧ ОБЗАВИДУЕТСЯ!»

 

- Читал в одном интервью, что ты не считаешь себя журналистом. Это как вообще понять?

- Не считаю. Потому что во мне нет журналистских качеств. Я не любопытен, не настырен и не умею подглядывать в замочную скважину. По мне лучшая работа - это зарисовки, когда показываешь и рассказываешь не о каком-то человеке, а об антураже. Мне всегда было неловко бежать с микрофоном к людям. А вдруг ему неудобно сейчас? Вдруг я его от чего-то отвлекаю? Вдруг я ему сейчас помешаю? Вдруг у него сейчас нет настроения общаться? Журналист должен быть наглым, а я этого делать не могу физически. Меня так воспитали. Поэтому я не могу назвать себя журналистом именно в этом смысле. А ещё мне, например, очень тяжело писать.

 

- Ты долго пишешь?

- Долго. А потом долго редактирую - переделываю фразы, перечёркиваю слова. Не из перфекционизма, а потому что с ходу с большим трудом складываю фразы.

 

- Говорить тебе легче, чем писать?

- Да. Я брался за написание регулярных колонок, но не могу писать, когда надо. Могу, когда я этого хочу, когда в голове есть мысль, которую есть желание изложить. У меня не каждый день возникают мысли, а журналист должен писать вне зависимости от своего желания и настроения.

 

- Есть эксклюзивные интервью, которые вспоминаешь особо?

– В 97-м году брал интервью у Фабио Капелло, первым на российском телевидении. Он тогда ушел было посреди беседы, сорвал петличку...

 

- И чем же ты его из себя вывел?

- Я поехал в Италию брать интервью у потенциальных участников ЧМ-98. Сам связался с пресс-службой «Милана» и договорился об интервью с Капелло. Тогда у них это считалось крутым, что Россия ими интересуется.

 

И вот поехал к дону Фабио. Мне назначали на 11 утра, а интервью я взял только в 8 вечера! Как потом выяснилось, это был тот самый день, когда его уволили. Он сразу предупредил, чтобы не было никаких вопросов про «Милан». Я уверил его, что спрашивать буду только про чемпионат мира. И где-то на четвертом вопросе я произнес слово «Милан» - и он сразу сорвал петличку.

 

Хорошо, что я знаю язык и начал ему объяснять: «Вы меня не так поняли. Я не про «Милан», а про игрока, который выступает за эту команду и будет играть на чемпионате мира. Я жду вас 12 часов, приехал из далекой страны, умоляю: не уходите». «Еще один вопрос про «Милан» - и я уйду» - проворчал Капелло и вернулся, даже сам надел петличку. Мы недавно с ним общались, и он вспомнил ту историю. Кстати, я тогда спросил, хотелось ли ему стать тренером сборной - например, Италии. Он однозначно сказал: нет. Это, мол, другая профессия, а его интересует только клубная карьера.

 

Есть ещё одна гениальная история, про которую никто не знает. Меня реально приглашали в «Сампдорию», в 1992 году, когда я ещё не работал на телевидении. Пусть Генич обзавидуется! В то время знание языка, особенно итальянского, было очень выгодно. Много бизнесменов из Италии приехали делать бизнес с Россией, и тогда профессия переводчика была очень востребована, - поэтому я был знаком с кучей итальянцев.

 

И вот в Москве оказался юрист, работавший с Манчини, Виалли, Юговичем – в общем, всем золотым составом «Сампдории». Мы с ним подружились, и он пригласил меня к себе. Еду в Италию по свои делам и заглядываю к нему в гости в Геную. Он мне говорит: завтра команда играет, и он меня может познакомить с игроками. Приезжаем в гостиницу, куда клуб заезжает за день до игры. Надо понимать: это чемпион Италии, мегакрутые футболисты: Дзенга, Гуллит… И все они стоят в холле. Мой друг оказывается хорошо знакомым с главным тренером – Свеном-Ёраном Эриксоном.

 

Он его подзывает и так меня представляет: «Знакомься, это мой друг из России Джорджио, он раньше играл в футбол». А я на тот момент уже сломан, мне 22 или 21. И Эриксон на меня смотрит, заинтересовано так, по-спортивному. Выгляжу я нормально, видно, что занимался спортом, ноги вроде футбольные... И тренер чемпионов Италии мне говорит: «Ты сейчас где играешь? Приезжай завтра на тренировку».

 

Я, конечно, объяснил что у меня колено не рабочее, и что я сейчас переводчиком работаю. То есть представляешь: если бы я был здоров, и у меня было бы побольше таланта, то я реально мог бы оказаться в «Сампдории»! Никуда я, разумеется, не поехал - надо же объективно оценивать свои возможности. Но это абсолютно реальная история. То есть человеку было всё равно, кто я, откуда я: если умеешь играть - почему бы не попробовать. Я сейчас говорю о правильном тренерском подходе.

 

- Раз уж мы о Капелло заговорили, то хочется узнать твоё мнение: контракт до 2018 года - не чересчур ли долго?

- Считаю, что тренеров такого уровня - единицы, и иметь такого на длинном контракте - очень хорошо. Недавно общался с одним человеком, который часто летает за границу, и он пару дней назад летел с Капелло одним рейсом. Так вот он рассказал, что все три с половиной часа, пока они летели, дон Фабио смотрел в айпаде футбол. То есть человек всё время в футболе! И это рассказывает тот, кому вообще нет смысла как то пиарить Капелло.

 

Поэтому не надо сомневаться в его профессионализме. И не согласен с теми, кто говорит, что надо посмотреть на результаты чемпионата мира. Капелло - один из немногих персонажей в футболе, кому неприлично предлагать кастинг. Его перспективы никак не зависят от того, какое место Россия займет на мундиале. Это отдельно взятый короткий турнир, который не должен ни на что влиять.

– Но представь, что мы сейчас не выходим из легкой на бумаге группы, а потом и вовсе не попадаем на чемпионат Европы-2016. А у него контракт до 2018 года. Что тогда?

– Расторгнуть контракт из-за отсутствия результата можно в любой момент. Все зависит от контракта. Мы же не знаем, какая там неустойка. А вдруг её там нет вообще? Поэтому неприлично такому человеку, как Капелло говорить: давайте, мол, подождем результата.

 

«МОЁ САМОЕ ЛЮБИМОЕ ЗАНЯТИЕ – КРИВЛЯТЬСЯ И ПАЯСНИЧАТЬ»

 

–  Иногда тебя – как, впрочем, любого из нас - подводит категоричность. Например, перед полуфиналом Италия - Германия ты написал в твиттере, что выпустить Балотелли на поле будет катастрофической ошибкой. А в итоге он забил два мяча, и Италия вышла в финал.

– Учусь бороться с твиттером, и сейчас не пишу сразу всё то, что мне приходит в голову. А категоричность с Балотелли - это тот редкий случай, когда я ошибся. Конечно, короткий прогноз - это игра в рулетку. В дальней же перспективе обычно бываю недалёк от истинны.

 

– Откуда вообще рождаются такие вещи, как знаменитое: «Я сейчас закончу вообще всё!» в матче Евро-2008 Голландия - Россия?

– Ниоткуда. Это был чистый поток сознания. А так у меня в айфоне есть такая удобная штука, как «заметки». И если мне приходит в голову нечто интересное - записываю. Не факт, что вспомню это в нужный момент, но если вспомню - бывает круто.

 

– Насколько ты контролируешь свои эмоциональные всплески в эфире?

–  Мата себе точно не позволю, это исключено. Поэтому, когда вхожу в раж, понимаю, что не имею право на ошибку. Но прав был Маслаченко: в нашей профессии много в хорошем смысле актёрства. В моём школьном дневнике самая частая запись была: «Мешал вести урок, кривлялся, паясничал». Поэтому это моё самое любимое занятие – кривляться и паясничать.

 

Но российский футбол всеми воспринимается с серьезными и мрачными лицами, как будто на похоронах. Мое отношение намного проще, поэтому я бы и дальше балагурил, мне это нравится. Когда начинаю «зажигать» - себя специально настраиваю. Поэтому я очень люблю комментировать вживую – в тех же спортбарах, - ведь я вижу реакцию зала, чего нам в телевизионной работе не хватает.

 

Почему люди говорят, что мне хорошо удаются топовые матчи? Потому что я отрабатываю всегда на 100%. Люди хотят огня, и я им его даю. Чувствую волну, на которую надо попасть. Ко мне до сих пор подходят и благодарят за матч Россия – Голландия, а ведь прошло шесть лет.

 

- А есть то, чего не хватает?

 

- У меня есть ощущение, что моя комментаторская жизнь проходит в параллельном мире. Нам очень тяжело конкурировать с людьми, которые постоянно появляются на федеральных каналах. Да, иногда комментирую на НТВ, но нас много, а футбола мало. И надо дать всем ребятам шанс проявить себя. Это нормальный процесс, когда разные люди на НТВ комментируют.

 

В течение года я комментирую в федеральном эфире от силы пять матчей. Это смешно. Не хочу, чтобы думали, что я на кого-то обиделся. Но если человек не в курсе, если он не смотрит «НТВ-плюс», то ему очень сложно объяснить, кто я. Меня по ролику в интернете про дворовый футбол узнают больше. Вот чего мне не хватает.

 

- А «ТЭФИ» - не хватает?

- Ты знаешь - нет. Я был в финале - и мне этого достаточно. Потому что сама статуэтка с каждым годом вручается по всё по более непонятным критериям. Поэтому того, что однажды был номинантом, для меня достаточно.

 

«КОГДА ЖЕНА ОТЛУЧИЛАСЬ, ВКЛЮЧИЛ СЫНУ ОЗЗИ ОЗБОРНА»

 

– У тебя есть какие-то карьерные амбиции – не только как у комментатора? Возглавить со временем спортивную службу какого-то канала, например,?

– Совершенно очевидно, что всю жизнь комментатором я не буду. Тем более что в комментаторской работе я попробовал уже почти всё, что можно. Что может быть круче, например, чем комментировать выигранный нашим клубом финал Кубка УЕФА? А это у меня было – в матче «Зенит» - «Рейнджерс». Не думаю, что в ближайшие десять лет кто-то из наших клубов дойдет до финала Лиги чемпионов.

 

У меня есть понимание, что, имея университетское образование, на плечах - голову и мозги внутри нее, нельзя быть только комментатором. Тем более что я - сугубо футбольный комментатор. Комментатор спортивный – это Юрий Розанов. Специалист высшего класса, который может освещать что угодно. Я наверно так не смогу. К тому же время навешивает на нас ярлыки. Допустим, я смею думать, что неплохо разбираюсь в кино. Но как только пишу что-то про кино, то сразу замечаю, насколько меньше получаю откликов, чем если о футболе. Но хочется, конечно, себя и в чём-то другом попробовать. Абсолютно уверен, что справился бы с любым ток-шоу, но у всех продюсеров я ассоциируюсь только с футболом. При том, что мне хватает опыта ведения программы в прямом эфире.

 

Конечно, не собираюсь бросать комментировать футбол, ведь мне это нравится и иногда получается круто. Сейчас у меня растёт сын, ему пять лет, и он пытается понять, чем же я занимаюсь. Скоро он пойдет в школу, и наверное, это почетно, когда ему там скажут, что его папа - комментатор. И всё же я не хотел бы, чтобы это было единственным делом, которым я занимаюсь.

 

– Чему ты сейчас уделяешь больше времени - работе или семье?

- К сожалению, моя работа построена таким образом, что мы с семьёй живем в разных графиках. Жена у меня - офисный работник, поэтому по выходным она отдыхает, а ребёнок ходит в детский сад, поэтому мы редко пересекаемся. Недопонимания по этому поводу, к счастью, нет. И я совершенно чётко понимаю, что для мужчины, и для меня в частности, стержнем в жизни должна являться работа. Я должен обеспечивать семью.

 

– У тебя нет желания написать книгу о профессию и о себе в ней?

– Однажды мама в детстве спросила, кем бы я хотел стать. И я ей честно ответил: писателем. А мы жили близ Гоголевского бульвара и часто проходили мимо памятника Николаю Васильевичу, где он сидит на скамеечке. И, видимо, на меня это как-то подействовало.

 

Мама спросила: зачем? И тут я выдал: «Чтобы мне поставили памятник, на котором бы я сидел на скамеечке и читал СВОЮ книгу». И ещё назвал обязательное условие - чтобы мне при жизни его поставили, потому что я должен его посмотреть и поправить, если что не понравится. Видимо, я постепенно иду к осуществлению своей мечты.

 

Памятник я, конечно, не заслужил. Но читать свою собственную книгу – этим, видимо, всё и закончится. У меня нет потребности писать. Я пытался вести дневник, и там была такая запись: «Встал, пошел, поел, вернулся. Дум и чувств не было». Видимо, пока «Дум и чувств» в том количестве, что бы ими поделиться в масштабе книги, нет. Зато, в отличие от наших родителей, у нас есть такие штуки, как «Фейсбук» и «Твиттер». Люблю записывать в фейсбук истории про моего сына. Мы живем в таком мире, где ты все равно пользуешься дневником, имея под рукой интернет.

 

– Ребёнок твою любимую «Металлику» уже слушает?

- У нас мама - большой фанат балета и классической музыки, поэтому дома мы слушаем классику. Но недавно, когда мама ушла, послушали Оззи Озборна. Теперь сын время от времени просит меня: «Папа, давай рок». Мне приятно.

 

Мы его отправили в музыкальную школу, поэтому мне очень интересно, что из него вырастет. Наверное, как у любого человека, которому идёт пятый десяток, появляется такой момент, когда уже начинаешь задумываться о своем возрасте. Но маленький ребенок и предвкушение того, что тебе придётся следить за тем, как он будет расти, заставляет тебя о своём возрасте забыть.

 

Комментарии закрыты.